Читать книгу - "Хорал [litres] - Кент Харуф"

потом мальчики залезли в пикап и принялись наблюдать за всем через заднее стекло. Когда пикап тронулся, Элко дернулся и потянулся за ним головой вперед, грузно тащился по земле, а грязь слегка вздымалась перед ним, и пыль тут же повисла в прозрачном воздухе; конь все еще волочился за ними, его ноги были обмякшими, дергались, когда натыкались на препятствие, и они выехали за конюшню на пастбище, оставив позади на земле широкий след. Примерно пятьдесят ярдов Эстер с любопытством семенила за ними следом, но потом остановилась, опустила голову, взбрыкнула и замерла, глядя, как пикап и Элко исчезают из виду. Они протащили его через первое, малое пастбище к северу от конюшни. У ворот на большое пастбище на западе Гатри остановился; Айк выпрыгнул и открыл ворота, чтобы пикап мог проехать.

– Можешь оставить их открытыми, – сказал Гатри. – Мы быстро вернемся.

Айк залез в пикап, и они поехали дальше. Конь был уже грязным, пыльным. Бечевка на его животе порвалась в одном месте, и они видели грязные, похожие на веревку кишки, которые тянулись за ним, пока они тащили его по пастбищу и зарослям полыни, а потом кишка зацепилась за что-то и порвалась.

Отец въехал на пикапе на стоянку, усыпанную гравием, на дальнем краю пастбища и остановился. Вылез, отвязал цепь с шеи Элко. На этом они закончили.

– Кто хочет за руль? – спросил отец.

Они помотали головами.

– Нет? Можете вести по очереди.

Они все еще смотрели на коня.

– Почему бы вам не сесть вперед, ко мне?

– Мы останемся сзади, – ответил Айк.

– Что?

– Мы хотим остаться сзади.

– Ладно. Но я пущу вас за руль, если хотите.

Они поехали домой. Потом Гатри повез сыновей поесть в кафе «Холт» на Мэйн-стрит, хотя они были не так уж и голодны. Днем мальчики исчезли на сеновале. Спустя пару часов, когда они не вернулись домой и их по-прежнему было не слыхать, Гатри пошел в конюшню проверить, чем они заняты. Взобрался по лестнице и обнаружил, что они сидят на тюках сена, смотрят в чердачное окно на город.

– Что происходит? – спросил он.

– Ничего.

– С вами все в порядке?

– Что с ним теперь будет? – спросил Айк.

– Ты про Элко?

– Да.

– Ну. Спустя какое-то время его уже тут не останется. Только кости. Думаю, вы ведь уже такое видали? Почему бы вам не спуститься и не вернуться в дом.

– Я не хочу, – ответил Бобби. – Можешь идти.

– Я тоже не хочу.

– Побудьте еще немного и приходите, – сказал Гатри. – Ладно?

Вечером они ужинали за кухонным столом, а после мальчики смотрели телевизор, пока отец читал. Затем наступила ночь. Мальчики лежали наверху на старой мансарде в постели вместе, одно окно было слегка приоткрыто в тишину двора, и разок за ночь, пока отец спал, они явственно слышали, как на большом пастбище к северо-западу от дома выли и дрались собаки. Мальчики встали, всматривались в окна. Но разглядеть ничего не получалось. Только знакомые белые звезды высоко в небе да темные деревья.

Мэгги Джонс

Вечером во время медленного танца она спросила:

– Хочешь после зайти ко мне?

– По-твоему, стоит?

– По-моему, да.

– Тогда, наверно, зайду.

Они танцевали и пили в «Легионе», в баре на шоссе в Холте, вот уже два часа, сидели в промежутках между танцами с другими учителями старших классов за столом в боковой комнате, сквозь раскрытые в честь субботнего вечера раздвижные двери был виден оркестр и танцпол.

Айк и Бобби уехали на выходные к маме в Денвер, и Гатри пришел сюда около десяти вечера один. В «Легионе» уже было дымно и шумно, когда он спустился по ступенькам и заплатил за вход женщине, сидевшей в дверях на табуретке, протиснулся мимо нее к толпе у барной стойки. Оркестр ушел на перерыв, люди сгрудились у стойки, болтали, заказывали выпить. Он купил пиво и перешел к краю танцпола, оглядывая столики и полукабинеты вдоль стены. Тогда-то он и заметил учителей, сидевших за столом слева в другом зале, и среди них была Мэгги Джонс. Завидев его, она помахала, в ответ он поднял свой бокал и прошагал через пустой танцпол.

– Не хочешь к нам присоединиться? – спросила она.

– Не похоже, что у вас остались стулья.

– Через минутку один будет.

Он огляделся. Должно быть, сотня людей втиснулась в полукабинеты и за столики, стояла вокруг танцпола, столпилась у стойки, все пили и болтали, рассказывали истории, то и дело раздавался чей-то смех или крик – шумное, прокуренное место. Гатри посмотрел на сидящих за столиком учителей. Мэгги Джонс выглядела очень хорошо. На ней были черные джинсы и черная блузка, шнуровка на которой значительно ослабла, так что многое оказывалось на виду, а в уши Мэгги вдела серебряные серьги-кольца. В тусклом освещении бара «Легион» ее темные глаза были черны как ночь. Подождав немного, после того как никто не освободил стул, она встала и прислонилась к стене рядом с Гатри.

– Так и думала, что ты решишь сегодня прийти, – сказала она.

– Я здесь, – ответил он.

Оркестр вернулся, вышел на сцену, музыканты взялись за инструменты. Пока они разогревались и настраивались, Мэгги сказала:

– Тебе стоит пригласить меня на танец.

– Ты чертовски рискуешь, – ответил Гатри.

– Я знаю, чего прошу. Я уже видела, как ты танцуешь.

– Не представляю, где это могло быть.

– Здесь.

Гатри покачал головой.

– Видимо, это было очень давно.

– Верно. Я давно за тобой наблюдаю. Дольше, чем ты можешь себе представить.

– Теперь ты меня пугаешь.

– Я не страшная, – отозвалась Мэгги. – Но я и не девочка.

– Никогда так не думал, – сказал Гатри.

– Хорошо. Не забывай об этом. А теперь пригласи меня.

– Ты в этом абсолютно уверена?

– Еще как.

– Ладно, – сдался Гатри. – Не хотите ли потанцевать, миссис Мэгги Джонс?

– Не слишком-то галантно, – заметила она. – Но, видимо, и так сойдет.

Он взял ее за руку и повел на танцпол. Под быструю музыку закружил ее, и она подтанцевала к нему снова, он обвел ее вокруг себя, а потом она опять закружилась и вернулась, и он опять ее закружил, и когда она вернулась в третий раз, то сказала:

– Черт возьми, Том Гатри, я делаю всю работу за двоих.

Но Гатри видел улыбку в ее глазах.

А потом вечер закончился. Зажегся свет, оркестр сыграл последнюю песню. Толпа просила еще, но музыканты устали и хотели домой. Зажглись еще лампы, и внезапно в зале и возле бара стало слишком ярко, и люди начали выходить из полукабинетов, вставать из-за столиков, будто только очнулись ото сна, – потягивались, оглядывались, надевали